Мы уже говорили, что Великая Богиня являлась своим почитателям в двух образах — Благом и Гневном.
Рождение и смерть, как две стороны одного потока, принадлежали к Ее полю деятельности.
Также мы говорили, что двойственность Богини влечет за собою и ее трехликость, поскольку ее Благой аспект включает два момента — Произрождение и Питание.
Различные народы избирались Богиней для служения. И различные описания Великой Богини оставили эти народы.

Славяне, таким образом, чтили Ладу -Родительницу, Мокошь -Хранительницу и Усоньшу-упокоительницу. Скандинавы — соответственно Фрейю, Фригг и Ангрбоду.
Скифы — Аргипамсу, Апи и Табити.

Змееногую богиню мы находим и у доскифского населения на востоке Северного Причерноморья: синды и меоты, родственные таврам чтили Великую Мать, а живущие среди них эллины — Афродиту Апатуру (Преодолевающую воды).

Тавры — индоевропейские первопосленцы Крыма — также чтили Великую Богиню. Как называлась великая богиня на языке тавров — мы не знаем; греки называли ее Парфенос — Дева. Это была великая богиня земли, воды, всего животного и растительного мира — владычица всякой жизни и всякого рождения. Культ Девы был широко распространен во многих городах Малой Азии, откуда мог проникать ив греческие колонии Крыма, а также в районы материковой и островной Греции. Херсонесским колонистам это божество было знакомо еще на их родине, в Гераклее; тем легче было им здесь, в Тавриде, принять культ таврской Девы, которая с течением времени стала отождествляться у них с Артемидой-охотницей.

«Они приносят в жертву богине Деве потерпевших кораблекрушение или захваченных в открытом море эллинов. В святилище Девы головы жертв прибивают к столбам, а тела сбрасывают с утеса или, по другим сведениям, предают земле. Головы пленных врагов (вероятно, захваченных в ходе военных действий, а не грабежей), насаженные на длинные шесты и выставленные над домами, становятся стражами жилища. Живут тавры грабежами и войной«, — подытоживает Геродот. В представлении тавров Дева в равной степени покровительствовала как охоте, так и пиратству, как рождению, так и смерти, воплощая, таким образом, синтетический образ Великой Богини.

Сообщения о культе кровавой Таврской Богини легли в основу всемирно известного древнегреческого мифа об Ифигении, принесенной в жертву своим отцом Агамемноном богине-охотнице Артемиде, чтобы под ее покровительством начать поход на Трою. Но богиня на жертвеннике заменила Ифигению ланью, а ее перенесла на облаке из Эллады в Тавриду и сделала здесь своей жрицей. Миф послужил сюжетом для трагедий Еврипида, произведений итальянского поэта Джованни Руччелаи, французского драматурга Жана Расина, немецкого поэта Иоганна Вольфганга Гете, немецкого композитора Кристофа Глюка, украинской поэтессы Леси Украинки.

Ученые-археологи на протяжении столетий ищут в Тавриде место, где, по преданию, Ифигения несла службу при храме богини Артемиды. Исследователи древнейшей истории Крыма называют по крайней мере три места, где мог стоять храм Девы-Артемиды. Это, во-первых, Партенит — поселение у Аюдага. Название его сходно по звучанию и смыслу с названием мыса Пертений (Девичий), на котором, предположительно, стоял храм Девы. Во-вторых, местность близ бывшего Георгиевского монастыря, где в свое время была найдена древняя каменная колонна. И, наконец, таким местом мог быть Херсонес — крупный экономический, культурный и политический центр Северного Причерноморья в античные времена, руины которого находятся сегодня в черте города Севастополя.

В античном Херсонесе, вероятно, и произошли отождествление и смешение культа греческой богини Артемиды (и Ифигении) с культом местной таврской Богини. Интересно, что греки в Элладе называли Девой чаще Афину, чем Артемиду, однако таврскую богиню ассоциировали именно с Великой Матерью Эфеса.  Именно в Херсонесе Богиню тавров называли Девой, сооружали ей храмы, статуи и алтари, посвящали специальные праздники, объявляли главной покровительницей, а позже и царицей города. На монетах Херсонеса богиня изображена с характерными атрибутами Артемиды — ланью и луком и подписью «Дева». Этой богине был посвящен в Херсонесе главный храм, в ее честь совершался ежегодный праздник — Парфении.

Херсонеситы свято верили, что в спасении от всех напастей им помогает Дева, недаром она упомянута в первой строке их присяги вместе с великими богами Неба, Земли и Солнца — Зевсом, Геей, Гелиосом. Дева была, в представлении херсонеситов, их богиней-хранительницей; и уже за первые двести лет существования свобода и благополучие города были столько раз спасены от разных угроз, что потребовалось составить хронику всех этих событий. Так появился собственный херсонесский историограф — Сириек, который, тщательно изучив храмовые записи и городские предания, трудолюбиво описал все известные случаи «чудесных явлений» богини Девы своему городу в трудную минуту. За этот труд Совет и Народ постановили увенчать Сириска золотым венком в праздник Дионисий и удостоить его почетного декрета: «Народ венчает Сириска, сына Гераклида, за то, что он описал явления Девы…». Чудесные и спасительные явления Девы сопровождали полную драматизма хронику отношений Херсонеса с соседними народами и государствами.

Однако Дева Херсонеситов была уже «эллинизированным» вариантом Великой Матери тавров.
Признавая за ней сочетание благого и гневного лика, греки, тем не менее, не видели в этом сочетании того накала и драматизам, который видели тавры.
Вера в могущество Богини, любовь к ней и страх ее гнева наполняли духовный мир жителей гор и лесов (ведь тавры жили именно там, они, в отличие от скифов, сарматов и других ираноязычных племен не были степняками).

Но почему же Тавры видели Богиню единой? Почему в их сознании не произошло разделения Ее ипостасей?
Будучи наследниками мегалитических культур, Тавры видели Поток Силы иначе, чем позднейшие народы. Их со всех сторон окружали леса и горы, и такая жизнь в замкнутом, относительно защищенном (как материнское лоно) и в то же время — суровом ландшафте делал их сознание более синтетичным, чем сознание греков или скандинавов, привыкших к морским просторам, или скифов — царей степей.

Именно поэтому лесные Кромлехи (каменные круги) тавров были связаны не с солнечным культом (как нередко считают), а с культом Богини, именно поэтому многие таврские святилища находились в пещерах (также ассоциировавшихся с материнским лоном).
Именно поэтому приносили они Богине человеческие жертвы, ведь, забирая жизнь жертвы, богиня взамен могла дать новую жизнь — племени, скоту, саду.

Таким образом, духовный мир тавров находился всецело во власти Силы Богини.
Солнечные алтари на вершинах гор, посвященные Небесному Отцу, никогда не были у них окружены таким почитанием, как лесные и пещерные святилища, а сам Небесный бог (о почитании которого сведения до нас вообще не дошли) считался лишь необходимым дополнением Великой Матери.